И вот однажды, в воскресенье у нас дома, Юлька, по обыкновению, полулежала на диване и лениво наблюдала, как Варя гладила здесь же в комнате свежевыстиранное белье.
Что толкнуло Юльку на очередную выходку – сказать трудно. Но… В общем, все происходило так.
Лежа на диване, Юлька принялась вдруг обозревать собственные грудь и живот, и внимательно рассмотрев себя, заявила:
– Это же какая красота невостребованна, не обласкана, не обцелована… Варь, а Варь!
Варвара оторвалась от утюга с гладильной доской и обратила внимание на подругу. Лицо ее было красным от жары, и она губами дунула себе вверх на лоб, разметывая челку.
– Счастливая ты, Варька! – продолжала Юлька. – Однажды лежу я вот так, у вас на диване, тебя дома не было… И я говорю твоему Монасюку – ой, что-то плохо мне, Толя!
Он подошел, подсел ко мне, а я говорю – дай мне твою руку! Беру его ладошку, кладу себе на грудь, и говорю – Монасюк! Пожми грудочку, поздоровайся!
Варвара из красной становится бледной, как мел, и Юлька хохочет:
– Ну, Варь, ну, успокойся! Шучу я, конечно, шучу! Не было ничего этого…
И, увидев, что Варя, чтобы успокоиться, вновь принялась энергично водить утюгом по белью, вновь обращает внимание на свою грудь и говорит тихонечко (но так, чтобы Варька обязательно услышала):
– Да если бы и так, ведь он бы, гад, наверняка просто пожал бы грудочку и сказал: «Привет!» – и все! Нет, ну ты посмотри, какая красота…
Тут «грудочки» полностью обнажаются и предъявляются Варваре для оценки «степени красоты».
– Может быть, они даже красивее твоих…
Возмущенная Варвара немедленно задирает кофточку и, в свою очередь, начинает изучать свою грудь. Они смотрят друг на друга, и вдруг, заверещав, эти две дурочки бросаются в ванную к зеркалу, теснятся возле него, выясняя недостатки и достоинства груди каждой…
А потом хохочут и обнимаются. А после этого идут снова в комнату, и вот уже Юлька вновь на диване, ноги вытянуты, и она вдруг говорит:
– Ты своего Монасюка никогда не ревнуй, не мучь его. Ты ведь ему богом послана, он только тебя любит…
– Я – богом? Ну, а тогда друзья кем?
– Друзей, подруга, сводит и разводит жизнь. а любимых – бог. Слушай, пойдем, выпьем, а? Что-то тошно на душе…
Варвара выключает утюг, они идут на кухню, пьют вино и скоро уже разговор продолжается, но – с поправкой на хмель:
– Гад твой Монасюк! Хоть бы раз на меня посмотрел…
На что Варвара отвечает:
– Ну Юль, он же не виноват, он же не может…
И они плачут – вместе, взахлеб… Обнимая друг друга…
Вот это и послужило причиной нашего диалога о моей возможной женитьбе на Юле Чудновской…
Юля же в своей аспирантуре, заканчивая писать диссертацию (что-то о литературном творчестве нашего алтайского писателя Василия Макаровича Шукшина), не отставала от нас и требовала «родить ребеночка» – она всерьез собиралась заниматься нашими детьми!
Вообще она все чаще грустила – приближался день, когда ей предстояло закончить свои выступления в нашем ансамбле «Белые крылья» – ансамбль ведь студенческий, так что аспиранты еще могли в нем играть и петь, а преподаватели…
Не принято это было как-то…
Но она отгоняла все дурные мысли и то писала диссертацию, то вела занятия со студентками, замещая заболевших преподавателей, а то болталась у нас по квартире и ныла, чтобы, мы, гады, «не работали вхолостую, а сделали бы ребеночка – холесенького, красивенького…»
– Пусть даже на тебя будет похож, Монасюк! – говорила она. – Хотя бы такого!
И скорее всего она и подтолкнула нас к мыслям, что вообще-то пора и подумать о ребенке. Так сказать, вплотную…
Глава 3-я. Её прощальный поклон…
весна 1972 г.
Варя забеременела в 1972 году. Она училась на пятом курсе, и мы решили, что это подходящее время, чтобы Варя родила первенца – она могла взять отпуск, завершая учебу в интернатуре. И через год, завершив обучение, работать врачом-ординатором в краевой психиатрической больнице.
Стояла ранняя весна, деревья еще не распустились, но почки уже начали набухать, и первая зеленая травка появилась на свет на прогреваемой днем солнцем черной парящей земле.
Примерно в это же время наша солистка Юлианна Чудновская объявила, что она намерена закончить выступления на эстраде. Работа над диссертацией вступила решающую фазу, Юлька заканчивала аспирантуру, выходила сразу же на защиту, а после этого ее ожидало место на филфаке на кафедре современной советской литературы.
И Юлька, верная себе, решила не просто прекратить петь, она захотела уйти «с помпой». И объявила, что намерена подготовить концерт, с которым и выступит всего один раз – на прощание.
Естественно, мы все должны были участвовать. Собственно, никто и не протестовал – Юльку все любили. Только у меня было дурное предчувствие. Но я сам заканчивал через несколько месяцев университет и меня уже ждало место следователя в Железнодорожном райотделе милиции.
И я не стал спорить с Юлькой – ну пусть уйдет «красиво». Я даже помогал ей с подбором песен для последнего концерта.
Афиши были развешены во всех вузах – приглашались желающие, вход свободный, место проведения концерта – большой актовый зал Университета.
В этот день у Вари был важный зачет именно вечером, и она на концерт не попадала.
К 19 часам зал был забит полностью, в проходах стояли десятки людей, и если бы инспекторы пожарной безопасности случайно поинтересовалась нашим мероприятием, боюсь, «нас бы запретили».
Перед началом концерта выступил я. Дело в том, что состав ансамбля к этому времени сильно обновился. У нас теперь был саксофонист, пианист, а из старичков остался лишь наш руководитель, Олег Ребров, который все никак не мог закончить аспирантуру. По-моему, именно потому, что больше времени отдавал музыке, чем науке.
Так вот, я выступил, объявил начало концерта и дал слово Олегу. Олег рассказал, сколько лет Юля пела в ансамбле, как мы работали, и предоставил слово «нашей солистке Юлианне Чудновской». Но Юлька повела себя странно. Что может что-то случиться, я понял, как только увидел ее – впервые за все эти годы она перекрасила волосы в пепельный седой цвет – до этого она всегда была платиновой блондинкой.
И этот странный цвет волос не мог не привлечь к ней внимания. По-моему, все в зале ждали «чего-то такого…»
Итак, она взяла у Олега микрофон, подождала, пока он сядет на свое место, за клавиатуру «Ионики», и объявив: «Исповедь!», повернулась к нам лицом и подняла вверх руки.
И согласно движениям ее рук сначала Олег тронул клавиши «Ионики», затем соло-гитарист начал перебором струн вступление.
Песня, которую через много лет будет петь исполнительница шансона Тишинская, почти вся исполняется негромким речитативом, и лишь к конце мелодические интонации певицы подчеркивают крик ее души, желание исповедаться и быть понятой окружающим миром.
Этой песней Юлька должна была завершить концерт. Но она все переиграла! Сама, не согласуя с нами!
КАК ДАЛЕКО ДО НЕБА – речитативом проникновенно говорила тем временем Юлька, —И ГУБЫ ДРОЖАТ ВО МГЛЕ;БОГ, НЕ СУДИ – ТЫ НЕ БЫЛЖЕНЩИНОЙ НА ЗЕМЛЕ…УЖ СКОЛЬКО ИХ УПАЛО В ЭТУ БЕЗДНУ,РАЗВЕРСТУЮ ВДАЛИ,НАСТАНЕТ ДЕНЬ, КОГДА И Я ИСЧЕЗНУ,С ПОВЕРХНОСТИ ЗЕМЛИ…
ЗАСТЫНЕТ ВСЕ, ЧТО ПЕЛА И БОРОЛА;СИЯЛО И РВАЛОСЬ;И ЗЕЛЕНЬ ГЛАЗ МОИХ, И НЕЖНОСТЬ ЗОВА,И ЗОЛОТО ВОЛОС, —И БУДЕТ ЖИЗНЬ С ЕЕ НАСУЩНЫМ ХЛЕБОМ,В ЗАБЫВЧИВОСТИ ДНЯ,И БУДЕТ ВСЕ, КАК БУДТО БЫ ПОД НЕБОМ,И НЕ БЫЛО МЕНЯ.
Голос ее стал набирать силу, один за другим вступали наши инструменты, и вот уже бас-гитара легкими будоражищими аккордами сопровождает глуховатый Юлькин голос…
КО ВСЕМ, ЧТО МНЕ, НЕ ЗНАВШЕЙ МЕРЫ,ЧУЖИЕ ИЛЬ СВОИ,Я ОБРАЩАЮСЬ С ТРЕБОВАНИЕМ ВЕРЫ,И ПРОСЬБОЙ О ЛЮБВИ…ЗА ТО, ЧТО МНЕ ПРЯМАЯ НЕИЗБЕЖНОСТЬ,ПРОЩЕНИЯ ОБИД, —ЗА ВСЮ МОЮ БЕЗУДЕРЖНУЮ НЕЖНОСТЬ,И СЛИШКОМ ГОРДЫЙ ВИД…
ЗА БЫСТРОТУ СТРЕМИТЕЛЬНЫХ СОБЫТИЙ,ЗА ПРАВДУ, ЗА ИГРУ; —ПОСЛУШАЙТЕ! ЕЩЕ – МЕНЯ ЛЮБИТЕ,ЗА ТО, ЧТО Я – ЛЮБЛЮ…
Раздались звуки аккордеона. Это Олег отошел от клавишных и теперь заканчивал Юлькину исповедь завершающими аккордами на аккордеоне.
Мелодия медленно затухала, аплодисменты не прозвучали, а Юлька уже вновь махнула рукой, привлекая наше внимания и запев: «Ты никогда не бывал…» – то есть первую строчку «Лучшего города Земли».
Ансамбль, прекрасно зная эту вещь, тут же подхватил мелодию, и «дело пошло». Но теперь уже совсем не по программе.
Мы ведь сначала должны были спеть специально подготовленную для Юльки песню «Встреча с юностью». Но Юлька перепутала все карты, потому что вслед за песней Бабаджаняна она тут же, объявив название, спела знаменитого «Аиста».